Читать онлайн книгу "[СТЕНА]"

[СТЕНА]
Николай Александрович Гиливеря


Рассуждая о поэзии, мы затрагиваем ритм, форму и напевность. Но на деле имеем лабиринт из суждений, который по итогу приведёт нас в тупик. Это и есть [СТЕНА].Книга издана при финансовой поддержке Министерства культуры и технической Союза российских писателей.





Николай Гиливеря

[СТЕНА]



Посвящается моей семье




Роща


Замани меня в рощу деревьев,

где берёзы рождают племя.

Уведи от печалей света, подарив

мне тепло и надежду.



Покажи ту поляну, где летом

собирают грибочки дети.

На поляну, где сломанное дерево –

место первого твоего поцелуя.



Обмани мою чуткость и время,

расскажи про другое бремя,

когда люди гуляли смело

под лунным тусклым светом.



Заведи разговор о боге, расскажи

о трактовке древней,

где великий ум создавшего

объясняется природной явью.



Замани меня в рощу деревьев,

обмани мой испорченный разум.

Расскажи мне, как жизнь прекрасна,

дав почувствовать волю к краскам.




Храм


Всё катится куда –

в лучшем случае,

но в момент начинает

стоять.

Мыслительный корпус

обшит кружевом,

собирающим пыль в

кулак.



Ты улитка и нерв

под кожей. Человек –

комок проблем.

Как прожить

с полной грудью жизни

такой долгий тяжелый

век?

Как начать не бояться теней,

не бояться тихой ночи?

Где найти энергию тела,

когда стал ты храмом

зверей.




Тоска


Ты уедь тоска подальше,

захватив свой толстый

чемодан.

Ты была симпатичной

тёткой,

но тебе уже пора.

Лучше слейся с дождевой

лужей. Лучше стань

упавшей веткой.

Напоминай о себе иногда,

но только в качестве

временной соседки.




Ярче фонарей


Все грёзы наяву

и в светлой памяти,

всплывают образы

давно минувших лет.

В порывах страсти дум

горит на небе та звезда,

что ярче фонарей вокруг.




Звёзды


Свет дня

уступает ночи

забирая жару,

забирая солнца лучи



Фонари



Редкие их столбы,

монотонно освещают куски,

в промежутках своих –

скромны



Темнота



Женщина в чёрном

заполняет собою пространство,

а фонари, как сверчки,

разбавляют её в тиши



Небо



Имеет свои фонари,

для людей –

звёзды они.

У женщины в чёрном свои светлячки



Их свет



Он из будущего

своего настоящего,

светит в наше

настоящее – прошлое



Что же сейчас?

Сберечь в голове



Образ



А может печаль,

добрая грусть с улыбкой.

Не запечатлеть момент,

он упущен секундой назад



Остаётся



Только смотреть на сейчас,

прослезиться –

дым в глаза,

уяснить раз навсегда:



Солнце тоже звезда

Смерть тоже время

Молчание тоже слова.




Изгиб бедра


Женский изгиб бедра на

горизонтальной плоскости кровати;

соблазнительный жар кончины сердца.



Здесь, в темноте, происходит встреча

двух заблудившихся людей.




Слова о простом


Сын Земли не целит – только сеет.



Раб тот, кто не может отказать.



Настоящий человек, кто делает не на потеху всем.



Преступник тот, кто укусил другого.



Рай там, где есть любовь.



Весь ад размером с голову-коробку,



а жизнь везде, где есть ещё глоток.




Мысль


Кто ты? Где ты? И что тебе нужно?



Может, стоишь на горе ты высокой?

Всё смотришь на мир орлиным взглядом,

не давая сложным умам спокойно спать.



Кто ты? Где ты? И где твоя кровать?



Может, тебе неизвестны законы, усталость

и леность; ни скуке, ни времени – ничему не

под силу сломить твоего непонятного духа.



Кто ты? Где ты? И как тебя поймать?



Может, правду о тебе говорят: про силу

и твою святость, даже в образах, да и просто

раздельно.

И кто пытался тебя извлечь, поймать на листок

бумаги, тот запечатлевал тебя мёртвой, чёрствой,

открывая зеркало, где эгоистичное прочтение

изначальной сути приводило искавших

на ложный путь.




Гость


Спелые плоды –

запах пота.

Ручная трость –

руки в мозолях.

Молодая дочь –

всем руки прочь,

но со златом

дорог гость.




Из Халдеев


Сострадает тот,

кто в прошлом умирал

за грехи свои,

за свои идеи.

И если после –

такой он выживал,

то выходил из племени

Халдеев!

С осанкой не гордой,

но твёрдой.

Похожий на мудрого

медоеда,

что подчинил пороки

своего внутреннего зверя.

Он внебрачный сын,

принц природы –

равновесия.

Его сострадание

не слёзы мальчика,

но крепкая рука,

сотрясающая все печали.

Останется висеть он

на Кресте –

живой и печальный,

как символ силы

человеческой –

первоначальной.




Инстинкт


Вершина наглости зверя –

не быть пойманным

ловким охотником;

не быть съеденным

во имя другой жизни.



Зверь чуток на выживание,

в своих генах он знает:

таков путь, такова роль

существования.

Но это не отменяет факта борьбы

за хлеб свой насущный,

свои стремления.



Закон один для всех:

деревья дают кислород,

еда восполняет силы,

страх помогает борьбе.

Последняя (глубокая) рана

возрождает из пекла волю к жизни.




Здесь и сейчас


А мне бы…

всего лишь пару жизней в запас.

Я бы…

научился играть на пианино,

а ещё:

писал маслом картины,

даря свои куплетные мысли!



А мне бы…

всего лишь лишних сто лет в запас.

Я бы…

научился плавать как надо,

а ещё:

построил сотни домов, даря людям шанс,

а на выходных, закидывал на волнах

широкий брас!



А мне бы…

всего лишь тысячу часов в запас.

Я бы…

научился понимать космос и нас,

а ещё:

соорудил бы ракеты – пассажирский класс,

что бы летать для всех и сейчас!



Я бы…

много чего сделал. Я хотел бы всё испытать,

но так не работает в жизни – нужно выбирать.



Здесь и сейчас.




Смычок и скрипка


На шумной улице смычок маячит, меж лиц и тел

в кисти глубокой.

В потоке гаммы оров, криков; через все споры наугад,

скрипка в хаосе плачет – скорбь скрывается в её устах.



Под массой тел и солнцем беспощадным,

девушка на ней играет в ветхом платье.

Молча она поёт пустоте все самые сокровенные печали.



А монеты людей – словно копья врагов, всё летят

в обветшалое тело. Под предлогом помочь

(бессердечный подход)

не различающих сердца куплеты.




Человек


Он смотрит свысока на всех, горделиво отбрасывая

большую тень своего тела-профиля-лица, превозмогая

жар уединения.

Он смотрит строго на тех, кто (рой опущенных плеч) идёт

одинаковым строем.



Как презрены и жалки вы, коль поселилась в умах ваших

слабость, подчинённость сложной жизни. Уж лучше вам

не быть совсем, чем так позорить уникальность;

общее пространство, общий вымпел – человек!



Выньте изо рта всю грусть, расправьте плечи. Смотрите! –

хищным взглядом на врагов. Вы – мягкие люди без глубокой

цели, но кто сказал, что без клыков?!




Серенада


Серенада тиши

вновь слышна за углом.

Снова сидишь один,

вокруг – непроглядная ночь.



(только мысли страшны)



Серенада кротка,

её уста не кричат.

Снова наедине,

наконец-то можно вздохнуть.



(только мысли страшны)



Серенада ночи

не любит слова.

Только молчи –

бережно слово храни.



(только мысли страшны)




Надежда


В богом забытом месте,

на развалинах этой эпохи,

всё слышны соловьиные песни –

разносящие благие вести.



Соловьи дарят надежду

на незыблемость этой планеты.

А ещё, что новые дети

не сживут всё живое со света.




Плоды


В свободных муках

странствия

можно найти клад

усыпанный золотом

знания

очень странных слов.

И дойдя до пика

перевала реальности –

выйти с другой стороны.

Прокладывая путь к

подсознательному

можно сорвать плоды.




Тенью


Есть период в жизни,

когда у желаний

слишком много потерь,

что нету сил

терпеть давления.

Надо расстаться…

А затем,

стать тенью своей –

отпечатком на стенах.




Балка


Детство. Память юга снова уносит в горы.

Там каски погибших солдат,

спасение от потопа часто выходящих вод.



Кирпичный одноэтажный дом. Здесь рамы

поедают насекомые. Они поедают полы и

ноги – снова плесень.

Дом детства – разрушенная и пустая крепость.



Огород – десять соток. В памяти –

живая аллея плодов!

Сейчас же только проволока свисает,

да поросли сорняком все тропы.



Ночью, когда в округе начинаются пляски,

дом поглощает свет окон

своим прискорбным молчанием.




В воспоминаниях


Светает вновь за окном. Прольётся ещё не один дождь,

погружая ум в воспоминания, в светлую пору юных лет.



Беззаботных. Упрямых. С трагедией слёз на щеках

и радости улыбок родительской заботы.



Так иногда бывает, что грусть хочет управлять и головой,

и телом,

но под рукой снова пустой листок, а значит,

что на месте стоит наше дело!

Время набирать массу густых слов в стремлении не ослепнуть.




Заложник дерева


Твёрдая (стылая) земля – напоминание, что не всегда

удобно копать. Для этого есть свой сезон ясности

внутреннего откровения.



Прочие мысли – стыд! В момент угасания всё больше

обманывается людей. Теплят себя идеей о новом веянии,

новом языке…

Но, как бы ни грубо было сказано, своя фантазия в голове

так и останется фантазией. Зритель же видит только голову,

похожую на ссохшийся листок; да этот взгляд безумный…



Все расходятся, и ты (еле живой) стоишь

под палящим солнцем, под знаменем природы,

где не в силах сказать ни слова.

Так и становишься заложником дерева,

в которое обязательно ударит молния.




Кощей


Кощей искал так долго тишины

(завоевания и власть – темы прошлых дней)

Для него – старика, скопившего немного

золота,

есть единственная цель:

покинуть земли людей, посадить лес деревьев,

и уйти умирать в горы.




Праведная ночь


Всё забывается…

пустынный город блуждает

в собственной тени голых стен.

С надрывом тот

выслеживает мальчика,

что станет не мужчиной,

но голой стеной:

холодной и ровной;

Исполняющий волю

узаконенных праведников.

Себе блага творящих,

не ждущих.

Всей ночи помыслов личных,

под тенью идущих.




Поцелуй Иуды


В заточении сидит господь,

он пленник разума людского.

Среди томов бескрайней

информации,

он был затерян, брошен всеми.

Туника белая смешалась с кровью;

всех помыслов дурных

нечистых прихожан!

Господь в умах стал просто

оправданием, для дел чужих –

под маской высшего закона.

Так серые будни

стали серыми днями.

Кто искал правды – тот отпустил.

Кто корыстен, не верен –

дарит свой поцелуй отцу небесному,

что сидит в темнице на узколобой

цепи.




Танец


Здесь никого.

Стоит пластинка на повторе

простого ритма.

Хозяин заведения, закрыв глаза,

слушает свои глухие мысли.



Нету больше преград.

Станцуй для меня историю

своих печальных глаз.




Темнота порока


Среди руин бетона,

среди ночных фонарей:

чье-то эхо грохочет,

гложа эго своё.



Там, в темноте порока,

среди всей толпы зверей,

происходит акт любования

выдуманных масок людей.



Там, за кустами высокими;

там, где кусает смрадом –

обитают ночами пьяни,

что лишились судьбы иной.



В умах живёт лень и глупость,

вялость и грязные зубы.



Там, в темноте порока,

когда-то рождались люди.




За железной дверью


Пьяная карусель

пропахла прошлым

и банальной скукой.

Лучше в тишине

послушать песни

шагов людей

за железной дверью

своих страшных снов.




Иуда


Мучитель животных –

сам мученик с рождения,

распятый явью.

Где сила притяжения

тепла обошла его,

оставив напоследок –

холодные стены бетона

после расстрела.




Дары


Любые дары –

знак сомнений,

диапазон скрытых

подтекстов.



Любой дар –

признак лести,

он жаждет

взаимного ответа,

даже наперекор чести.



Дары –

контракты хитрых,

ушлый ход конем.

Любой дар – это червь,

что порождает сомнения.




Неопределенность


Нить тревоги,

что нашла иголку

в стоге,

вшила себя

в моё пальто.

Я иду в нём

по подворотням,

и мне холодно

даже днём.

Тень сомнения

(куда идти дальше?)

отбрасывает свой

силуэт. Я человек

с туманной целью,

мне идти

неизвестно лет.




Мечты


Среди гор бетона,

сквозь мрак пыли.

Через засаленные шторы –

мечты увиты.

Там запах неба,

да,

там пахнет рассветом.

Воочию где-то,

но не к нам передом.

А мечты эти ярки

и плывёт прохлада.

Так далеко она,

но кажется рядом.

Перед смертью воздух

слаще девы.




Везде


На полях душистых,

на холмах увитых,

понатыканных сосен

(и красных ягод) –

равновесие кроется,

нежно прячась.



Под облаками ясными,

но порою хрупкими

и дождём разорванным

(жемчугов не жалеющим) –

просматривается ясность

головы встревоженной,

а ещё вся свежесть

океана синего.



Путь большой проделан,

дорога сложная.

Два состояния

снова третьим расходятся.



И как (всё же) мир велик,

всё в нём удивительно.

Разучился разум любить,

да быть созидателем.

Да здравствует потребление:

эра наша.

Дайте плодов мне

в консервной банке.




Стена


Я стена в арендованной комнате. С обоями на теле

цвета мяты. Я стою здесь среди худой мебели,

сюда никто не заходит, никто меня не знает.



Я стена во дворе, где гогочут дети. Кирпичом моя тень

кривит. Я стою давно всеми брошенная:

в меня плюют, бычками раня плоть.



Я стена на окраине заброшенного здания, облицовку

не вспомнить – рассыпаюсь. Здесь когда-то были друзья

да цеха, а теперь я забыта и чёрте что – никто не знает.



Я стена, не имеющая оценочного веса. Образ мой понятен

всем (но незаметен)

Между мной проходят границы дозволенного протеста.

Наблюдать в тени – моё кредо. Моё священное место.




Ни друзей, ни врагов


Ночь глубока и нежна,

и в одночасье,

сливаясь телом,

скрываются морщины

лет прожитых,

и тех глубоких,

что ждут впереди.



В ночи ты тих,

не упрям, глубок.

И бок о бок сидит

твой враг или друг.

Но у темноты нет

ни друзей, ни врагов.

Есть только тьма,

есть только звёздный свет.




Этюд тревоге


Вечер сменяет день –

ночь накрывает обоих.

Люди,

что не ложатся спать –

представляют опасность

для тех, кто хочет покоя.




Если


Пробегающий дистанцию

несётся к цели

как? звонко чеканя подковой!



Единственная проблема –

ветер.

И если, а «если» есть всегда

(рациональные сдвиги)

– асфальт не расплавится,

то можно добежать,

доползти до цели!



Хоть и не первым,

хоть и не верным.




Зима


Птичий щебет стих.

От тишины я –

оглох.



Север не щадит тех,

кто без шапки и свитеров



Утеплись



А если нет,

заходи на чай.

Есть печенье и шоколад.

Поведай мне о себе,

расскажи о другой зиме.



И если там теплей,

то я приеду

с первым днём журавлей.




Антверпен


Узкие улочки – всё, что осталось от муравьиных домов.

Распластавшись вширь без окон,

без интерьера – большой здесь храм одинокого бога.



Его подельники здесь занимаются торговлей,

занимаются крикливыми спорами.

Каждый прислужник здесь втайне мнит себя царём своего

«я», но такое не произносится вслух. А в случае «если»,

то голову с плеч. Тайна одного – тайна каждого.



Здесь также знают, что солнце (их ярило) не может сесть,

не может сдвинуться. Оно светит и другим –

неверным аборигенам.

А если это так, то светило – предатель бога, он –

ушловатый покровитель сынов и тех дочерей, что

притворяются послушниками с отросшими клыками.




Вторая Мировая


Шаги тяжёлых ботинок слышны поутру у дома;

война пришла во двора и сёла, время беречь урожай.



Мальчик в форме (на три размера больше) не знает,

что такое игрушки, и навряд ли узнает слово «юность».



Стрельба проходит вслепую – это хаос случайных

комбинаций; горизонт всегда в огне. Нечем дышать –

дайте ребёнку воды!





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/nikolay-aleksandrovich-giliverya/stena-69532378/chitat-onlayn/) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения