Читать онлайн книгу "Это последнее лето или Просто говорю «привет»"

Это последнее лето или Просто говорю «привет»
Софья Рубаха


"Мне было больно смотреть, как они страдают" – именно с этого эпиграфа начинается моя книга. Это история о жителях небольшого городка. Будучи плотно связанными друг с другом, они даже не подозревают о том, насколько сильна эта связь. Люди прячутся в своих скорлупках, боясь быть отвергнутыми, и лишь изредка выходят наружу. Мои герои не исключение. Эта книга – мой диалог с тобой. Эта книга – мой личный мир, в который я впускаю тебя.




Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора



посвящается моей семье



мне было больно смотреть, как они страдают




Глава I


Они бежали по лесу, ломая ветки и царапая ноги. Двое семнадцатилетних подростков. Белокурый и девочка с блестящими голубыми волосами, достававшими ей до самого пояса.

– Знаешь что?.. – закричала Ариэль, раскинув руки и посмотрев в небо. – Я живу чертовски неправильно!

– Значит, я тоже так живу! – рассмеялся Белокурый.

– Почему? – спросила она.

– Потому, что я с тобой, а я повторяю все, что ты делаешь.

Ариэль стерла ноги в кровь, он достал из рюкзака белую клейкую ленту, отрезал кусочек ножиком, подошел к ней и стал заклеивать раны.

– Обязательно нужно где-то упасть, врезаться в столб, порезать ногу бритвой? – спросил Белокурый.

– На себя посмотри, сам вечно с велика падаешь. Все лицо в шрамах.

– Зато не от тусовки Марвэла, а они ребята жесткие. Одним ударом в глаз не отделаешься. Ладно, пойдем дальше.

Там, в глубине леса, где находится небольшое озеро, о котором мало кто знает, скрыта от глаз могила, заросшая полевыми цветами.

– Ну привет, Энди – поздоровался Белокурый.

«Привет», – прошептали деревья.

– Ненавижу Марвэла, – злобно проговорил Белокурый.

Ариэль пожала плечами.

Они сидели и молча смотрели на могилу. Марвэл с дружками повесили Энди на проволоке возле его дома за долги. В тот день Ариэль и Белокурый шли со школы, весело болтая. А Энди смиренно покачивался из стороны в сторону на дубе. Приехали менты, родители Энди рыдали, у Ариэль начался нервный смех. Она стояла во дворе, смотрела на Энди и не могла остановиться. Не стоило ему лезть в тусовку Марвэла, если бы он только знал чем все это кончится!.. Но Энди не знал, а тусоваться со взрослыми ребятами было чем-то почетным.

Ариэль и Белокурый каждое воскресенье бегали к Энди на могилу. Энди не мог с ними разговаривать, но иногда на другой стороне озера они его видели. Красивого зеленоглазого мальчишку с черными вихрами и шрамом на горле от проволоки.

– Энди, иди к нам! Давай купаться! – кричал Белокурый.

Энди садился на мостки у озера и смотрел на них. Бывало, он приносил удочку и рыбачил. Рыбу он чистил и оставлял на мостках для друзей.

Ариэль разделась и нырнула. Белокурый побежал за ней. Они могли плавать хоть до самой ночи, но дома ждали родители.

Белокурый вошел в дом, встряхивая мокрой головой. Его мать, худенькая женщина в голубом сарафане, уже приготовила ужин и сидела за столом.

– Где ты был? – спросила она.

– Мы с Ариэль ходили проведать Энди, – ответил Белокурый.

– Ах, Энди!.. – вздохнула мать. – Бедные его родители… Как Ариэль?

– Нормально вроде все. Опять порезала ноги.

– Может быть, ты приведешь ее к нам, я посмотрю и продезинфицирую? Точно знаю, что эта девчонка сама таким никогда заниматься не будет.

– Ну мам, это же Ариэль. У нее в голове одни байки, татуировки и гаечные ключи.

– Она набила татуировку? – встрепенулась мать.

– Пока нет, я ее отговариваю, но она очень хочет. Ты же видела Жипа. У него два рукава забиты, а она с отца во всем пример берет.

– Ужас какой. Жип позволяет ей слишком многое, – она вздохнула – садись, ешь.

– Я не голодный.

– А для кого я готовила?

– Ладно.

Белокурый сел за стол и стал ковырять вилкой в макаронах. Дома он всегда чувствовал беспросветную тоску. С тех пор, как умер отец, он остался единственным мужчиной в доме. Ему бы очень хотелось, чтобы мама вышла замуж второй раз за какого-нибудь красивого и умного мужчину, и отдохнула хоть немного, но красивый и умный не появлялся, и с каждым днем Белокурый терял надежду. После ужина он решил зайти к Джину в бар поболтать. Джин – коренастый, накачанный негр с серебряным кольцом в носу, вытирал бокалы.

– Белокурый! – улыбнулся он. – Пивка?

– Пожалуй, – сказал Белокурый.

– Как дела на личном? Как там Ариэль?

– Нет, – Белокурый посмотрел на свои ботинки.

– Белокурый, ты дурень, что ли? Вы с этой девчонкой видитесь каждый Божий день, а ты даже не поцеловал ее до сих пор?

– Мы друзья, будет странно, если я начну к ней клеиться. Тем более, ей нравятся байкеры, дружки Жипа, с которыми он тусуется. Черт возьми!.. Как же тяжело все!..

– Что тебе тяжело? Поцеловать девчонку, которая нравится? Не будь бабой. Хватит ныть. Взял – и сделал. Не попробуешь, не узнаешь. Белокурый, тебе семнадцать, а у меня иногда ощущение, что тебе семь.

– Ладно, а у тебя что на личном? – попытался перевести стрелки Белокурый.

– Ну… получше твоего, – ухмыльнулся Джин. – Правда, Марс уехала на два дня, без нее скучно. Все-таки единственная женщина в заведении!

– Мне Ариэль рассказывает в миллион раз меньше, чем Марс, – сказал Белокурый.

– Ой, да брось, они же девушки, тем более, подружки.

– Марвэла не видал?

– Да заходил сегодня.

– Джин, скажи, почему ты не настоящий джин? Я б тебе столько желаний загадал! – произнес Белокурый, потирая глаза руками.

– Слышишь ты, сам себе желания загадывай. И вообще, иди уже баиньки, а то отключишься прямо здесь, как в прошлый раз. Я, конечно, могу тебя на гамаке на веранде уложить, только сам знаешь – мамка волноваться будет. Так что давай, дуй отсюда. Да, и в сотый раз тебе говорю: деньги за пиво отдавать не надо. Не надо!

– Спасибо, Джин! – сказал Белокурый и вышел.

На улице пахло начинающимся дождем. Было темно и только пару звезд горело на небе.

«У меня в глазу тоже есть звезда синего цвета, только ее плохо видно. Так сказала Ариэль», – подумал он перед сном и отключился.




Глава II


По Пальмовой улице шла сногсшибательная блондинка с каре по имени Марс Тату. Бордовое платье благородного оттенка и красная помада. Машины начали сигналить, но Марс даже бровью не повела. К чрезмерному вниманию она привыкла еще со школы.

«Умница моя, даже не повернулась!» – пришло ей сообщение.

Рядом на черной панамере ехал Жип.

– Запрыгивай, красотка! – улыбнулся он.

Марс села в машину, Жип положил руку ей на колено.

– Как дела дома? – спросил он.

– Все хорошо, а у тебя?

– Прекрасно! Ариэль за тобой соскучилась, целыми днями только о тебе и говорила. А я непрерывно думал. Сейчас на СТО еду, нужно все проверить. Тебя куда подбросить?

– Закинь к Ариэль, я хочу ее увидеть.

– Так точно, капитан, – улыбнулся Жип. – Давай сегодня вечером встретимся?

– Хорошо.

Не доезжая до дома, Жип остановился, пытаясь поцеловать Марс, но та оттолкнула его и вышла.

– Не здесь, – прошептала она.

– Я заеду за тобой! – сказал Жип.

– Я подумаю и дам знать.

Марс развернулась и ушла. Он наблюдал за ее походкой и думал о том, какая же Марс все-таки странная и загадочная. Поймать ее где-то было удачей, потому что Марс никогда и нигде не было. Вечно занятая, вся в делах и в работе, она стремилась к независимости от кого бы то ни было.

Марс вошла в дом. Ариэль сидела на кухне в голубых пижамных шортах и рисовала стрелки на глазах.

– Марс? – Ариэль удивленно посмотрела на вошедшую. – Охренеть, что ты тут делаешь?

– Ты же знаешь, как я ненавижу ездить домой. С отцом, правда, отношения уже получше, но лишь благодаря тому, что мы редко видимся, – улыбнулась Марс.

– В этом вся соль хороших отношений. Чем вы дальше друг от друга, тем отношения лучше, – засмеялась Ариэль.

– А ты откуда знаешь? – подозрительно улыбнулась Марс.

– Ниоткуда. Пойдем покурим?

Они вышли на веранду и Марс вдруг впервые за долгое время поняла, что не знает, что сказать лучшей подруге. Просто-напросто не знает. Она могла бы спросить, как у Ариэль дела, с кем она проводит время, признался ли ей в своих чувствах Белокурый, но она не спросила. Раньше они обсуждали свой провальный опыт отношений с мужчинами, который даже не доходил до стадии «отношения» (Марс и Ариэль коллекционировали своих ухажеров и по вечерам обычно болтали о них). Но теперь, когда в ее личной жизни появился человек, с которым стало приятно проводить время, с которым не было непонятных недомолвок-головоломок, человек, чьи сообщения не нужно было расшифровывать по десять тысяч раз придумывая новый смысл, человек с которым все было предельно ясно и просто, человек, который был отцом ее лучшей подруги, Марс поняла, что больше о мужчинах ей говорить совсем не хочется. Раньше они обсуждали мужчин от разъедающего одиночества и это сближало их, но теперь Марс чувствовала себя любимой и от этого чувства все становилось на свои места. Ариэль молча курила, опершись на бортик веранды, и смотрела на море. Ярко-голубое море, как ее волосы. «У нее голубое все: море возле дома, шорты, волосы, помада, портсигар, стены в комнате и даже ноутбук» – подумала Марс и улыбнулась про себя.

– Почему ты улыбаешься? – спросила Ариэль.

– Просто мне хорошо, – сказала Марс и потянулась, – я все же сварю нам кофе.

Марс достала из холодильника молоко, две керамические кружки из шкафчика и старенькую турку, в которую засыпала кофе, и поставила на огонь. В этом доме Марс знала каждый уголок и могла брать все, что захочет. Она вдруг вспомнила, как впервые вошла в эту кухню. Ей было десять. Мама Ариэль вместе с Жипом готовила им оладьи. А теперь Марс взрослая. И теперь она с Жипом, и именно она готовит на этой кухне оладьи, когда Ариэль нет дома. Подумав об этом, Марс содрогнулась. Сколько раз она оставалась ночевать у Ариэль, а потом среди ночи перебиралась в комнату к Жипу, сколько раз мимолетом встречаясь на лестничной площадке, Жип прижимал ее к стене и быстро целовал. «Как же это мерзко с моей стороны», – подумала Марс, а потом про себя добавила: «Но я ничего не могу с собой поделать. Ничего». Кофе был сварен, Марс залила его в кружки и вышла на веранду к Ариэль.

– Вы встречаетесь с Джином? – спросила Ариэль.

Отвечать на этот вопрос Марс не хотелось больше всего на свете.

– Послушай, дорогая, – сказала Марс, – я су-шеф в его заведении. Пусть думает, что хочет, лишний кавалер никогда не помешает, но я не встречаюсь с ним и даже не думаю о том, чтобы что-то начать.

– Белокурый разговаривал с ним пару дней назад. Ты, кажется, нравишься Джину.

Джин пронюхал об отношениях Марс и Жипа случайно, когда приезжал на СТО чинить машину. Он увидел их вдвоем в гараже. Жип заключил с ним денежный договор и тот держал язык крепко за зубами, хотя порой ему безумно хотелось рассказать об этом за чаркой в своем баре кому-нибудь из посетителей. Но деньги, которые платил ему Жип, были слишком хороши, чтобы отказаться от них ради очередной сплетни. Знание того, что Джин посвящен в их тайну, мешало Марс работать. Бармен обожал пикантные, интимные истории, и страх потерять хорошую репутацию душил Марс ежедневно. Но вопреки всему, она выбирала Жипа и успокаивала себя тем, что «однажды все изменится в лучшую сторону».

– Ничего страшного. Это мужчины, – коротко ответила она Ариэль. – Я так сильно хочу спать, что, пожалуй, поеду домой.

– Но ты ведь только что пришла! – возразила Ариэль. – Ты можешь остаться у меня.

– Увы, завтра я целый день на кухне. Нужно пораньше встать.

Марс обняла расстроенную подругу, схватила свою черную сумочку, и вышла из дома. Побыть наедине с Жипом ее тянуло с самого утра, но она тщательно скрывала это от него. Дома Марс приняла душ, сделала укладку, обновила макияж и надела самое красивое нижнее белье – синее с кружевами. Поверх она набросила легкий плащ. Жип вскоре приехал.

– Давай заедем в магазин за вином? – предложила Марс игриво.

– Зачем нам за вином? Я уже купил, – улыбнулся Жип, так, словно хотел сказать: «смотри, какой я предусмотрительный, детка».

– Нет, нужно за вином. Я хочу, чтоб ты купил то вино, которое нравится мне. Мое любимое.

– Хорошо, – засмеялся Жип.

Он балдел от сумасшедших идей Марс и ее нестабильности, поэтому старался сделать все возможное для того, чтобы она не ушла. А она могла. Он давал ей деньги, потакал ее прихотям, покупал цветы и баловал как только мог. «Лишь бы она не ушла», – думал Жип. Марс не производила впечатление юной девочки, она вела себя как взрослая, умная женщина. Несоответствие ее возраста с мышлением и внешностью приводило Жипа в восторг.

В магазине никого из покупателей не было. Жип старательно искал вино, которое захотела Марс. Недолго думая, подождав, пока продавцы отойдут, Марс расстегнула плащ. Жип внимательно посмотрел на нее.

– Ах ты ж… моя женщина! – сказал он. – Еще скажи, что ты заставила меня ехать сюда только для того, чтоб продемонстрировать свое нижнее белье в общественном месте.

– Именно для того. Всегда хотела попробовать. Как в кино, – улыбнулась Марс, застегнулась и вышла из магазина. Жип нашел марку вина, которую попросила Марс, расплатился, и вышел следом за ней.

– Поехали, – Марс включила радио, не переставая думать о том, в какой восторг она его привела – глаза Жипа искрились. Эту ночь они провели в отеле. Одеваясь утром, Марс подумала о том, что из ныне живущих на планете земля, она – самая счастливая.

Она шла по знойным улицам и улыбалась от внутреннего спокойствия. Внутри нее цвело женское счастье.




Глава III


Рабочий день на телеканале подошел к концу.

– Закончил и отправил тебе на почту, – сказал Белокурый начальнику и удовлетворенно улыбнулся. Работа на телеканале его утомляла, но ему нравилось писать новости, к тому же, в деньгах он нуждался всегда, а зарплата позволяла спокойно жить, ни в чем себе не отказывая, целый месяц. Начальник был типом странным, по прозвищу Рубашка. Он шутил глупые шутки 24/7, грыз ногти, брился неумело и всегда носил одну и ту же рубашку в голубую клетку. Белокурый ни разу не видел, чтоб тот надел что-нибудь другое. «Интересно, он ее вообще хоть иногда снимает?» – подумал про себя однажды Белокурый. Но все-таки малым он был добрым. Кормил бездомных собак и котов, писал стихи и рассказы. Рубашка страшно любил свою работу. Если бы телеканал закрыли, он бы, наверное, с горя повесился, предварительно заставив перевешаться всех остальных работников. Белокурый посмеивался иногда над ним про себя – таким нелепым был Рубашка. По вечерам он обычно надирался в хламину, но утром являлся свеженьким и бодрым, за километр пахнущим жутким дешевым одеколоном, на который он сам же наклеил надпись со своим именем. Рубашка улыбался, разводил руками и говорил: «Мы несем в этот мир свет». В офисе он чувствовал себя Мессией.

– Завтра нужно прийти немного пораньше, – сказал Рубашка. – Работы масса. Зато до обеда управишься.

– Хорошо, – сказал Белокурый, а про себя подумал, что выспаться опять не удастся. Благо, в офисе было еще около двадцати журналистов, нагрузки были небольшими и распределялись равномерно.

Дома он сделал себе сэндвич, вынул из холодильника бутылку пива, и отправился в свою комнату. Мать с работы еще не вернулась. Целый день у него чесались руки открыть ноутбук и наконец приступить к заветному занятию – писать. Писать и еще раз писать. Больше всего на свете он хотел быть писателем, впрочем, как и Ариэль. Иногда они собирались вдвоем, выбирали тему, на которую нужно было написать рассказ, и работали наперегонки. Сидеть и печатать в своей темной комнате – занятие обалденное! Тебя никто не трогает, а ты в это время создаешь свой собственный мир. Большинство рассказов и стихотворений он посвятил ей. Однажды в школе он прочел свое стихотворение перед классом. Ариэль заснула на задней парте (в школе она всегда спала), а он читал и смотрел на нее.

«Вот девочка с ярко-голубыми волосами, похожими на море. Ее знают все. Она ненавидит книжки и тетрадки, плохо учится и мечтает о татуировках. Когда в небе светятся звезды, я вспоминаю ее слова: «У тебя в правом глазу тоже такая есть одна».

Он не знал, понял ли кто-либо из слушающих стихотворение, но то, что оно было посвящено Ариэль, поняли все.

– Белокурый, пиши еще, – сказала ему преподаватель литературы после урока.

– Я буду, – просто ответил он и побрел домой.

Вечером Белокурый собрал пару вещей, сел в машину – маленький, салатовый Фольксваген, и поехал к Филу в другой конец города. Фил был зеленоглазым, веснушчатым скульптором с огромной бородой, отливавшей на солнце медью. Он вышел из дома навстречу Белокурому, веселый, в ярко-желтой футболке.

– Кого я вижу! – Фил помахал ему рукой, – Прости, рукопожатия не будет, я грязный.

– Ничего страшного! – Белокурый похлопал его по спине, – Я привез ром-колу. Или ты в завязке?

– Нет, что ты. Как раз только что закончил работу над новой скульптурой. Ну, как закончил, скажем, на сегодняшний день достаточно. Проходи. Я бы расслабился с удовольствием.

Дом Фила был огромным. Огромным было все: двери, окна, стены. Гостиную Фил превратил в мастерскую. Антикварный зеленый диванчик со столиком, на котором валялись эскизы и наброски. Только и всего. Больше в этой комнате не было ничего, кроме скульптур. Здесь можно было отыскать Энди, Белокурого, Джина и Жипа, Ариэль, Рубашку, Марвэла, Марс, злобных старушек, перемывающих всем кости, сидя на скамье в знойную погоду, продавщицу из булочной и молочника с базара.

– Зачем ты это делаешь? – спросил Белокурый, когда они уселись ни диван.

– Я очень хочу, чтоб этих людей помнили, – ответил Фил. – Моя последняя работа, – он указал на белый силуэт, стоящий в конце комнаты.

– Это Моника?

Фил кивнул.

– Вот когда закончу всех лепить, даст Бог, выставку устрою. Так хочется, чтоб каждый себя увидел. Ты, кстати, пишешь?

– Пишу. Подал документы в Литературный. Отправил парочку своих работ, жду ответ.

– Выпьем? – спросил Фил.

– А давай!

Белокурый достал из рюкзака две бутылки.

– Как у вас с Моникой, кстати? – Белокурый посмотрел на Фила.

– Заходит частенько, только я знаю, что ей на самом деле плевать на меня. Порой я даже скучаю.

Моника была передругом-недодевушкой Фила. Двадцатичетырехлетняя брюнетка-анорексичка, тщательно следящая за внешностью, и не разбирающаяся в искусстве вообще.

– Слушай, Фил, тебе не нужно рассказывать мне все, – сказал Белокурый. – У каждого есть свои скелеты в шкафу.

Белокурый не любил разговоры на личные темы. «То, что творится в отношениях, не должен знать никто», – думал он.

– Только эти скелеты иногда хочется кому-то показать. И страшно, когда некому, – ответил Фил. – Моника всегда спокойна. Иногда мне кажется, что она вообще ничего не чувствует. А у меня крыша едет. Я сижу здесь один, среди бронзовых людей, которые даже слова сказать не могут. Стать творческим человеком, Белокурый, помяни мое слово, – ответственное решение. Будь готов к тому, что твоя работа нахрен не будет никому нужна. Ну да, а если так посудить, чем таким важным я занимаюсь? Я спасаю людей? Нет. Я одеваю людей? Нет. Я кормлю людей? НЕТ! Порой я чувствую такое одиночество.

– Ну ничего, ничего, вот умрешь и увидишь…

Фил прыснул от смеха. Белокурый тоже засмеялся.

– Нет, ты послушай, правда, гениев признают только после смерти!

– Спасибо, дорогуша! – хохотал Фил.

В ту ночь они выпили достаточное количество спиртного. Наутро Белокурый вскочил с кровати. Работа – было первое, о чем он подумал. Фил спал в соседней комнате. Белокурый закинул вещи в тачку и помчался в офис. Ко всему прочему, в телефоне было сорок пропущенных от матери. От такого количества уведомлений на экране Белокурый посинел, однако, как ни странно, в офис он успел вовремя. Рубашка сидел за столом и жевал жвачку.

– Ты пришел, молодец! – он раскинул руки в своей обычной, торжественной позе. – Благословляю творить сегодня только добро!

Белокурый уселся за ноутбук и стал отсматривать сюжеты, которые операторы с журналистами сняли вчера вечером. Нужно было составить к ним тексты. Стояла невыносимая жара. В перерыве Белокурый вышел к ларьку, купил воды и облил себя.

– А ты хорошенький, – сказала ему молоденькая продавщица. – Не хочешь где-нибудь посидеть вечером?

– У меня девушка есть, – сказал Белокурый, подумав про Ариэль.

Вечером мать, как обычно, приняла страдальчески-тоскливое выражение и не захотела с ним разговаривать. А он всю ночь лежал и мечтал о том, как подарит Ариэль ожерелье из голубых ракушек.




Глава IV


Восемнадцатое число. Ужасное число. Отвратительнейшее число. Ариэль возненавидела этот день еще сильнее, чем всех живущих на земле людей. На этот день у нее был назначен поход к зубному.

– Па-а-ап… – сказала она сонным голосом, заходя на кухню.

– Ау? – Жип стоял у плиты и жарил оладьи.

– Можно не пойти? Я не хочу. Это больно. Я в прошлый раз чуть не задохнулась у него в кабинете.

– Нет. Лучше зубы сейчас полечить, чем через пару лет ходить без них, – отрезал Жип.

– Ладно, – смирилась Ариэль.

Спорить с отцом насчет походов к врачам было пустой тратой времени, так как Жип сразу же приводил тысячу доводов, почему нужно следить за своим здоровьем. Каждые полгода он водил Ариэль по клиникам и заставлял сдавать анализы. Это было единственное, что он заставлял ее делать. В остальном он предоставлял дочери полную свободу.

Зубного врача Ариэль любила. Потеряйкову было около тридцати восьми, он был ровесником ее отца, носил очки, ходил в церковь, и всегда говорил нежным и тихим голосом. Когда-то он вырвал Жипу половину зубов и вставил вместо них импланты. Молочные зубы Ариэль он тоже не пощадил. Рвать зубы было его страстью, и Ариэль могла только удивляться тому, откуда у такого милого человека тяга к таким жестоким вещам.

– Пап, я свою зубную щетку забыла у Марс. У нас есть запасная?

– Посмотри в шкафчике в ванной. Должна быть.

Но там зубной щетки не оказалось. Ариэль подумала о том, как она с не чищенными зубами прийдет в клинику и дохнет на Потеряйкова ароматом сигарет.

– Садитесь, садитесь, – сказал Потеряйков.

Ариэль опустилась в кресло и он направил диодную лампу прямо ей в лицо. Осмотрел рот и что-то буркнул медсестре.

– Что это? Что у вас за спиной? – спросила Ариэль.

– О нет, я не хотел, чтоб она увидела это, – прошептал Потеряйков, укоризненно глядя на подошедшую медсестру.

– Поздно, – мрачно сказала Ариэль, – я увидела.

Потеряйков держал за спиной огромный шприц.

– Это для анестезии. Я всего лишь четыре укола сделаю. Это не больно.

«Ага, конечно, не больно», – подумала Ариэль.

Он вколол ей первую дозу в десну.

– Тише, тише, тише, – прошептал он.

«Все в порядке, и не такое приходилось терпеть», – подумала Ариэль. За свои семнадцать лет жизни она испытала уже столько боли, что эта казалось самой ничтожной из всех, что ей когда-либо причиняли. Он вставил ей в рот капу, сверху положил синюю резиновую материю и начал сверлить и пломбировать зубы. Ариэль отключилась. Она лежала в его кресле и думала о том, почему он женат. Его первая жена умерла от родов и он остался жить с маленьким сыном один, но спустя пару лет женился на другой девушке, «тоже верующая, наверное», она родила ему двойню. Ей было неприятно, но его руки все-таки были самыми нежными руками в мире. Ариэль еще ни у кого такие не встречала. Больше всего на свете ей хотелось их расцеловать, хотелось, чтоб эти руки погладили ее по лицу или обняли. Через час Потеряйков закончил.

– Готово! – сказал он весело.

Ариэль слезла с кресла. Во рту все онемело и она не могла внятно произнести ни слова.

– Шпашибо, – прошепелявила она.

– У вас есть еще один зуб с кариесом.

«О, Господи, только не это», – подумала Ариэль.

Но Потеряйков уже метнулся к секретарю и попросил записать Ариэль на прием через неделю.


Глава V

– Пап! – закричала Ариэль, войдя в дом. Онемение постепенно проходило. И жгучая боль растекалась по всей челюсти.

Жип сидел в гостиной на диване рядом с Марс.

– Привет! – обрадовано сказала Ариэль.

Жип с Марс переглянулись и оба подумали о том, как вовремя остановились.

– Привет! Да, я заехала привезти тебе твою зубную щетку. Жип сказал, ты должна была идти к зубному.

«Идеальная отмазка», – подумала Марс.

– Уже сходила, – сказала Ариэль. – Ты голодная?

– Твой отец уже накормил меня, – улыбнулась Марс.

– Ну, ладно. Покурить не хочешь?

– Уже курила. Только что.

Ариэль постояла в гостиной еще с минуту. Она ждала, что Марс встанет и пойдет с ней поболтать, но Марс продолжала сидеть на диване и не шевелилась. Жип первым сообразил, что из ситуации нужно как-то выкручиваться.

– Ну, все девочки, я вас бросаю здесь одних. Работа! – он похлопал Ариэль по плечу, захватил ключи от машины и вышел.

– С тобой все в порядке? – спросила Ариэль.

Марс выглядела свежей и спокойной.

– Ага, – протянула она.

– Кто он? – спросила Ариэль.

– Он?.. да никого нет. Судя по вопросу это у тебя появился «он», – Марс мастерски умела переводить стрелки.

– Нет, ничего такого. Зубной врач, конечно, обалденный, но женат.

– На то и существуют любовницы, – улыбнулась Марс.

– Марс, что за глупости. Думать об этом даже не хочу.

Но она все-таки подумала. Подумала о том, почему она постоянно влюбляется то в женатых, то в бабников.




Глава VI


Марвэл бродил по стадиону, засунув руки в карман, насвистывая какую-то песенку. От него пахло мятной жвачкой и мужскими духами. Семнадцатилетний шатен в спортивной форме, которого все называли убийцей. Вот уже как несколько месяцев он не мог избавиться от мыслей про Энди. Похороны были закрытыми, мама Энди не позволила Марвэлу прийти. А ведь он был его лучшим другом. Он даже не успел с ним попрощаться. Газеты и социальные сети пестрели заголовками вроде: «Мальчик по кличке Марвэл и его банда – опасные ребята, берегитесь! В свои семнадцать они уже убивают и живут вовсю воровской жизнью. Чего еще можно ожидать от мальчика, у которого родители наркоманы и брат аутист?». После смерти Энди на Марвэла посматривали косо. Люди так любят выдумывать себе страшные истории, а потом обсуждать и мусолить их каждый день просто от нечего делать. Марвэл так был занят своей жизнью, что на сплетни у него просто не хватало сил. В этом городе был только один человек, не считавшей его убийцей – его младший брат Эдик. Но Эдик был неуклюжим аутистом, с ним даже в мяч нормально погонять нельзя было. Высокий худой скелет в кривых очках.

– Я зн-а-аю пра-а-ав-ду, – подошел он к Марвэлу на третий день после похорон Энди.

– Какую правду? – спросил Марвэл, уже предвкушая самые прелестные новости о самом себе.

– Ты-ы-ы не-е-е уби-ва-а-ал. Я зна-а-а-ю, – сказал Эдик.

Марвэл посмотрел на него. Он всегда считал его больным дебилом и внимания особо не уделял. Марвэл стеснялся своего брата. Но в тот день ему стало стыдно. Он убегал с другими мальчишками, хлопая у Эдика перед носом дверью, «ты больной, тебе нельзя с нами», – кричал он ему в детстве. Он вспомнил, как однажды разбил лампу. «Кто это сделал?» – набросился отчим на Марвэла с ремнем. «Это Эдик», – сказал Марвэл от страха, зная, что Эдик противоречить не станет, потому что он тупой. Эдик сидел за столом в своей комнате. «Ах, ты тварь!» – накинулся отчим на Эдика и ударил его головой об стол. У Эдика потекла кровь. Он посмотрел на отчима и сказал: «Смотри-и-и, ка-а-а-па-а-ет». Марвэл валил из дома при первой же возможности, а Эдик сидел в своей комнате и наблюдал за тем, как мать расцарапывает отчиму лицо в кровь, потом блюет на пол и лежит в собственной блевотине. «Ма-а-а-ма-а-а, те-бе-е-е над-о-о-о помы-ы-ы-ться», – сказал однажды Эдик, рассматривая лежащую на полу женщину. Стало лучше, когда приехала бабушка. Она забрала Марвэла и Эдика к себе, послав «к черту этих проклятых родителей»

– Пусть пьют, пусть… эгоисты чертовы!..

Она начала водить Эдика в музыкальную школу на скрипку и в кружок актерского мастерства.

Марвэла раздражала скрипка, Эдик и вообще все, что с ним было связано.

– Эдик, хватит пилить на скрипке! – верещал он из соседней комнаты.

– Т-т-те-бе-е-е не н-н-нра-а-а-вится му-у-у-зы-ы-ы-ка? – Эдик поправлял на носу очки.

– Какая еще музыка? Ты вообще ни хрена не умеешь и пилишь черт-те что!

– Жа-а-а-л-ль, что-о-о т-т-те-б-бе не н-н-нра-а-а-вится му-у-у-зы-ка.

Однажды, когда Марвэл привел домой девчонку, Эдик так усердно пилил на долбаной скрипке в соседней комнате, что в ушах звенело. Марвэлу это не давало покоя.

– Эдик хватит! У меня гости!

Но Эдик не прекращал.

– Эдик, ты слышал?

Эдик не ответил.

– Черт возьми, Эдик, сколько можно? – Марвэл ворвался в комнату Эдика.

– У м-м-ме-е-е-ня конц-ц-це-е-ерт зав-в-втра, – сказал Эдик.

– Эдик прекрати, иначе я разобью твою скрипку!

Но Эдик не слушал и продолжал играть. Марвэл вырвал у него из рук скрипку и начал бить ею об пол. Струны порвались, а корпус треснул и развалился на две части.

– Доволен, черт возьми? – сказал Марвэл, испытывая наслаждение.

Эдик смотрел на Марвэла и разбитую скрипку своими большими, грустными серыми глазами.

– Т-т-т-е-е-еперь кон-н-нцер-р-рта не-е-е будет.

Марвэл опешил и тут же пожалел о содеянном. Девчонка ушла. Еще сильнее он пожалел, когда это увидела бабушка. Ох и разозлилась она!

– Эдик, – вечером Марвэл приоткрыл дверь к Эдику в комнату.

Эдик сидел за столом и что-то черкал в школьной тетрадке.

– Эдик, прости меня, – сказал Марвэл.

– Хо-ро-о-о-шо, – сказал Эдик.

Марвэл ушел. Через пару минут он вернулся и принес Эдику скетч-бук и акварельные карандаши.

– На, – он неловко положил их на стол, явно стесняясь самого себя в этот момент.

Эдик посмотрел на карандаши, затем перевел удивленный взгляд на Марвэла.

– С-с-спа-си-и-и-бо, – сказал он.

Марвэл вышел и заглянул в щель.

Эдик медленно и трепетно открыл коробчку. Раньше ему никто ничего не дарил.

– Ох, Марвэл. Вторую скрипку я не потяну, – вздохнула бабушка вечером на кухне.

– Я найду деньги, – сказал Марвэл.

С тех пор он начал шататься по стройкам, ресторанчикам и кафе, в поисках работы. Ему было стыдно за свой поступок. Особенно, когда Эдик смотрел на него своим спокойным, безэмоциональным взглядом. «Что ты палишь, как Иисус Христос на меня?» – разозлился на него как-то раз Марвэл. «Я не-е-е Х-х-хрис-с-стос, я Э-э-э-д-д-дик», – сказал младший брат.

Когда Марвэл наконец-то насобирал Эдику на скрипку, на следующий же день закатил вечеринку. Бабушка с Эдиком уехали в церковь. На вечеринке Марвэл надрался в хламину, а утром вдруг обнаружил, что денег нет и он в точности знал, кто эти деньги стырил. Был среди них один такой, вечно тянул все в карман, почему Марвэл с ним водился, он и сам не знал. Гарик убрал все, что нашел, и свалил, пользуясь состоянием окружающих. Как ни пытался потом Марвэл дозвониться до Гарика, ничего из этого не вышло. Найти его он тоже не мог. В тот день Энди с Марвэлом сильно поссорились. Все началось после фразы Энди: «Не нужно выделываться». Марвэл моментально вспыхнул гневом, а через два дня после этого Энди повесился. Почему и зачем – никто не знал. Люди тут же решили, что это Энди украл у Марвэла деньги, и тот повесил его на дубе за его домом всем в назидание. А Марвэл не убивал. И даже когда в полиции Марвэла оправдали, люди отказывались от правды, потому что верить в то, что в их городе живет подросток – настоящий маньяк-убийца, было куда интереснее.

Марвэл не мог простить маме Энди закрытые похороны. Ко всему прочему, он явно чувствовал как Белокурый и Ариэль, с которыми в последнее лето своей жизни Энди подружился, желают, чтоб это он висел на том проклятом дубе, а не Энди. Только Эдик сразу все просек и ходил по городу со словами: «О-о-он-н н-н-не-е-е уб-б-бива-а-ал». Но Эдику никто не верил, потому что Эдик идиот.


Глава VII

Марс лежала в кровати Жипа, сладко потягиваясь. Его огромная рука притянула ее к себе. Он зарылся в копну ее блондинистых волос.

– Обожаю, когда ты пользуешься моим шампунем, – прошептал он.

– Надо на работу, – протянула она.

– Я подброшу тебя. Тем более краситься тебе не зачем, ты и без макияжа прекрасна!

«Конечно прекрасна, – скептически подумала Марс, – я же его не смывала». Она все-таки встала и вышла в ванную. Он смотрел на ее силуэт, ее зад, медленно покачивающийся из стороны в сторону, тугие бедра и зарывался в одеяло от удовольствия. Лучи солнца пронизывали ее тело насквозь, целуя в утренней комнате. И он завидовал солнцу: оно могло целовать Марс ежедневно, с утра до вечера прикасаться к ней, несмотря на ее местонахождение. А он должен был просчитывать даты и время, вычислять, подстраиваться под нее. «Как же мне надоело прятаться. Ненавижу. Как будто мы двое подростков», – думал он, разглядывая потолок. Радовала только мысль о том, что Марс уже есть восемнадцать.

В ванной она смыла макияж и начала рисовать новый. Тональный крем в жизни Марс занимал самое важное место. Без тонального крема она жить не могла. Носила его с собой всегда и везде. «Если в моей сумке однажды не окажется тонального крема, я пойму, что настали плохие времена», – говорила Марс по утрам, когда оставалась у Ариэль. Красилась она обычно долго, в одной руке держа кружку кофе, а второй подкрашивая ресницы. Глаза смыкались. Она даже забыла накрасить губы красной помадой и вышла из ванной какой-то по-домашнему уютной. Жипу страшно не хотелось ее отпускать. Хотелось лежать рядом с ней и целовать.

– Я бы до смерти тебя зацеловал, – сказал он.

– Еще не нацеловался?

– Я ненасытен во всех смыслах.

На улице было прохладно и свежо. Ночное небо еще не успело переодеться в утреннее. Они сели в машину.

– Я хочу курить, – сказала Марс.

Жип достал свой портсигар и протянул ей, затем открыл окно, завел мотор и машина помчалась по трассе. Дым не успевал задержаться в воздухе и моментально растворялся.

– Малыш, я не буду ругать тебя и стараться отучить курить, – сказал Жип, – потому что я сам курю и знаю, какие чувства испытывает курильщик, когда подносит сигарету ко рту и поджигает ее зажигалкой. Это целый оргазм. Но ты все же кури поменьше, ладно?

Он говорил ей такие вещи каждый день и все равно не прекращал дарить портсигары, табак и бумагу для самокруток и вместе с ней по ночам пробовать разные сорты сигар.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/sofya-aleksandrovna-stolyarova/eto-poslednee-leto-ili-prosto-govoru-privet/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения